Тайны полуночи - Страница 135

135

— Удивительное дело, — сказала Нандиль, улыбаясь Джинни, — как наши мужчины изменились. Работа у них теперь на втором месте после любви.

— Сама будешь виновата, если работа пострадает, — поддразнил Стоун, — ведь это ты приказала мне вернуть эту девушку, я поступил как послушный сын.

— Да, ты теперь не мальчик, ты стал настоящим мужчиной, сильным, гордым и умным. Великий Дух улыбнулся нам обоим.

— Да, мама. Он нам улыбнулся. — Так радостно произносить это слово «мама».

Следующий день прошел в оживленных совещаниях о предстоящих свадьбах. Решено было венчаться через десять дней. Были написаны и разосланы приглашения всем друзьям на соседних ранчо, в том числе четырем женщинам — подружкам Джинни по путешествию в фургонах, их семьи обосновались в районе Далласа. Джинни жаждала рассказать им все о себе и снова насладиться дружбой и весельем милых и добрых женщин, вместе с которыми ей довелось пережить трудные времена. Она надеялась, что они извинят ее бегство без прощания, поймут, что она должна была укрыться под именем Джоанны Чепмен, чтобы спастись от мести друзей Чарльза Эвери и Барта.

Писать подружкам было очень легко, и мысль о скорой встрече была отрадна, а вот письмо Марте Эвери об обстоятельствах гибели ее брата с трудом далось Джинни. Письмо в Саванну заставило ее вновь вернуться к мыслям о Ку-Клукс-Клане, который все более явно превращался в расистскую организацию. Между тем Джинни, как и многие другие, начинала понимать, что негры и индейцы должны занять свое место в Америке, не то дело окончится пагубным столкновением трех враждебных культур.

Все эти дни Джинни много времени бывала в обществе своей свекрови — золотисто-смуглой, спокойной и ласковой Нандиль, и обе женщины поняли, что прекрасно уживутся. Джинни впивала воспоминания Нандиль о Стоуне, о его детстве и юности, и с живым интересом слушала ее рассказы об апачах, особенно о ее собственном племени. Джинни даже захотелось когда-нибудь пожить среди индейцев, родственников Нандиль. Родители ее будущей свекрови умерли, и племя жило теперь довольно далеко, но соплеменники иногда навещали ее.

Тем временем мужчины, Бен и Стоун, отправились посмотреть участок, который бывший проводник и агент по особым делам выбрал для постройки собственного дома. Стоун привел отца на вершину круглого холма, покрытого зеленой травой. Кругом пышно зеленели густолиственные деревья, в ветвях которых звенело птичье пение; под холмом синело озерко, в которое впадало несколько ручьев. Вид с холма открывался чудесный, лазурь кеба сливалась с зеленью богатого летнего убора земли.

— Я хотел показать это место тебе, отец, и получить твое одобрение, прежде чем я приведу сюда Джинни. Близко от вас и матери, всего-навсего миля, и в то же время обособленно. В случае тревоги будет слышно колокол, который мы установим у вашего дома. Много воды и травы. Разве не чудесное местечко я выбрал? — широко улыбнулся Стоун.

— Да, сын, — согласился Бен, — начнем постройку немедленно. Какой дом хотите вы с Джинни?

— О, мы еще не обсуждали! — засмеялся Стоун. — Думаю, без затей и просторный, чтобы хватило места нам и детям, чтобы им было где поиграть в плохую погоду, когда детишек приходится загонять в дом.

— Детишки… внуки… — усмехнулся Бен. — Это — шанс для того, чтобы направить жизнь по верному пути. Я с тобой и с Джоанной упустил этот шанс, зато помогу тебе с внуками.

— Нет, отец, та не должен терзаться сожалениями о прошлом. Ведь теперь та признал меня и принял Джинни. А что касается внуков — обещаю тебе, скоро здесь зашумит целая орава маленьких Чепменов.

— Твоя мать и я будем счастливы и поможем Джинни и тебе их нянчить и растить. Спасибо, сын, что ты простил меня за прошлое…

— Я люблю тебя, отец. И всегда любил, хотя было время, когда я хотел подавить в себе эту любовь. Когда я полюбил Джинни и понял, что такое любовь, я понял, сколько вы с мамой пережили, и осознал, как я виноват перед вами. Я был эгоистом, подавлял в себе живые чувства, уклонялся от ответственности перед любящими меня людьми — сам себя наказывал и их больно ранил. И я не понимал своих ошибок. В общем, обвиняя вас, я не видел, что сам повинен в таких же грехах. Слава Богу, теперь мы оба изменились и смягчились. Главное в нашей жизни — Джинни и Нандиль. Теперь они рядом с нами, мы не потеряли их по собственной вине. Это сулит нам мир и покой.

Джинни и Стоун посетили новую могилу Джоанны. Гроб с ее телом отправили поездом в Виксбург, потом фургоном в Даллас и на ранчо. Привезли и вещи Джинны и Джоанны, которые собрала и отослала Марта Эвери.

Джинни встала на колени и возложила цветы на место, где вскоре должны были положить надгробную плиту и поставить памятник.

— Как жаль, что Джоанна умерла и не порадуется нашему счастью, — прошептала она Стоуну.

Стоун сжал ее руку.

— А я уверен, что Великий Дух подарил ей эту радость. Джоанна жива, она здесь, с нами, она живет в нашей памяти, в наших сердцах.

— Ты прав, Стоун, Джоанна, сестра моя.

— Прощай, Джоанна, ши’к-ис’ики наагхан, — прошептал Стоун.

Джинни подумала, как искренне и доверчиво относятся к ней отец Джоанны и Нандиль, простив ей появление на ранчо под именем Джоанны. Они простили и забыли, хотя не получили еще письма Мэтта Марстона, в котором он подтверждал, что Джинни согласилась на тягостный для нее маскарад только по воле умирающей подруги, а до ее болезни и смерти хотела приехать на ранчо Чепмена вместе с его дочерью, как подруга.

Оба, Джинни и Стоун, знали, чьим именем они назовут дочь, когда она у них родится.

135