Джинни, счастливая и разнеженная, лежала в объятиях Стоуна на широкой кровати в красиво обставленном номере.
— Как чудесно, — пробормотала она в полудреме. Он поднял голову и посмотрел на нее.
— Так ты сказала в форте Смит, — напомнил он торжествующе, и его губы снова начали бродить по шее Джинни, опускаясь к груди.
Светло-карие глаза Джинни радостно вспыхнули:
— Да, да, ты взял меня с собою в путешествие по неизведанным путям, мой проводник, и открыл мне их прелесть. Только скажи, многим женщинам ты служил проводником на этих путях? С кем приобрел такую опытность и стал таким искусным.
— Не ревнуй, женщина! Никого я так не ласкал, как тебя! Ты так чаруешь и влечешь меня, что я хочу целовать каждый дюйм твоего тела. — Его язык вылизал ее груди, потом он схватил ртом сосок и долго ласкал и покусывал его, пока не перешел ко второму. Он наслаждался чувственным трепетом, который охватил Джинни, сознанием своей власти над женщиной. Он приподнялся и полулег на нее, впившись губами в ее губы. Он хотел овладеть ею медленно, но ему было трудно сдержать себя, он так рвался к ней…
Джинни отвечала ему с таким же неудержимым пылом. Сколько бы раз они ни соединялись, достаточно было касания, поцелуя — и она готова была принять его снова. Она была опьянена любовью. Голова ее кружилась. Она гладила плечи и спину Стоуна, покрытые шелковистыми черными блестящими, как вороньи перышки под солнцем, волосами. Она неудержимо тянулась навстречу его поцелуям и ласкам. Каждая частичка ее тела отзывалась сладостному напору мужчины. Она опустила руку, ощутила и охватила пальцами то, что воспламеняло ее чувства, и протяжно застонала, страстно прижавшись к его мускулистому телу. Джинни, охваченная неистовством страсти, прижалась к нему и подчинилась заданному им темпу. Он был крепкий и сильный, но касался ее так легко, как солнечный свет касается цветов. Она дрожала, как нежный побег под лаской могучего ветра.
— Я люблю тебя, Стоун Чепмен, — еле слышно прошептала она.
— Я люблю тебя, Джинни, — словно эхо отозвался он.
— Джинни перекатила его на спину и прыжком вскочила на него. Она целовала его легкими прикосновениями губ, очертив лоб, скулы, подбородок; потом впилась губами в его рот, покрыла поцелуями безволосую грудь. Прикосновения так возбуждали его, что он тихо стонал. Тем временем ее рука скользнула по его животу и схватила вожделенный приз. Он застонал громче, чувствуя, что сладкое мучение становится нестерпимым.
— Пощади, женщина! — вскричал он, — ты меня раскаляешь, как кофейник на горячих угольях! Он изнемогал от желания быстро закончить, но она, смеясь, дразнила его:
— Вот так же и ты сам медлишь и мучаешь меня. Давай, как в спорте, — на равных правах. Чтобы я тоже участвовала. — И она продолжала сжимать и ласкать твердеющий член.
Стоун выскользнул из-под нее, чтобы повалить ее на спину и достигнуть золотой вершины. Они впивали друг друга, не упуская ни одного самородочка, ни одной золотой блестки, ни одной крупинки или даже пылинки блаженства, жадно прильнув друг к другу в полной самоотдаче. Их губы слились, заглушенные крики восторга не вырвались наружу. Потом они разъединились, расслабились и лежали рядом в сладостном изнеможении.
Стив перекатился на бок и притянул к себе ее голову; она лежала на его руке, как на подушке, гладила его бронзовую грудь, смотрела в его глаза, и оба были полны счастливого изумления. Оба чувствовали, что любят и любимы, одаривают и одарены щедрой мерой, разделяют блаженство с другим, еще больше упиваясь им. Ничто их не тревожило, сомнения отлетели прочь. Их было двое, но они были едины телом и духом.
— Я люблю тебя, Джинни Марстон, навсегда.
— И я тебя люблю навсегда, Стоун.
Двадцать третьего, когда карета приехала в Даллас, счастливую пару встречали Беннет и Нандиль. Они прошли через облако пыли, поднятое каретой, и обнялись с Джинни и Стивом.
— Хвала Господу, сын, ты снова дома. Я счастлив, Джинни, что вы заарканили парня и уговорили его осесть. Вы сделали то, что никому не удавалось, даже самому Стоуну: вернули мне сына.
— Да, нелегко с ним было справиться, сэр, но я накинула лассо и связала его по рукам и ногам.
— А я все-таки думаю, что не так уж он сильно сопротивлялся, — пошутила Нэн, стоявшая рядом со Стоуном, который нежно положил руку на плечо матери. Да, думала она, это судьба. Сомкнулся круг жизни, предназначенный Стоуну. Также свершилась и моя судьба, думала она, глядя на Беннета Чепмена.
— Да разве я мог ускользнуть от трех лассо, — засмеялся Стив, — вы же втроем на меня напали!
Джинни была счастлива, увидев, что Бен и Нандиль простили ей обман и обращаются с ней ласково. Она видела, что вся семья счастлива. Жестокая битва закончилась, и все обрели мир и покой.
— Стоун Чепмен, — сказала она с южным акцентом, исчезнувшим у нее в Лондоне и появившимся вновь, — вы обвиняете меня, что я уговорила их прийти мне на помощь, чтобы добиться вас?
Он обвил ее плечи свободной рукой, притянул к себе и сказал:
— Я был так глуп и упрям, что ты имела право призвать себе на помощь всех, кого можно было; и ведь в самом деле, я не ринулся бы за тобой в Колорадо-Сити, если бы родители меня не вразумили. Это они пробили брешь и заставили увидеть правду.
— Забирай вещи из кареты и пошли домой, сын. Нам надо многое обсудить.
По дороге говорили о приключениях молодой пары и о двойной свадьбе, которая состоится в ближайшие дни.
— Как дела на ранчо, отец?
— Не беспокойся, сын, мы с тобой не слишком скоро оторвемся от молодых жен. Я договорился с Бэком, он справится с перегоном скота без нас.