Тайны полуночи - Страница 70

Душа Джинни полнилась тоской и смятением. «Ты — холодный и жестокий человек, Стив Карр, — думала она. — Я, наверное, не смогу простить тебя, даже если ты будешь молить о прощении. Твое рождение и воспитание наделили тебя дурными инстинктами; иногда ты их подавляешь в себе, но чуть что — и они оживают. Я думала, что смогла бы изменить тебя, но теперь не уверена в этом. Оставь свои мечты, Джинни. Надежды нет. Я не в силах простить твое предательство, Стив Карр».

Джинни томило одиночество, ей некому было излиться… да и негде выплакаться. Она не могла ни зарыдать, ни застонать, хотя тоска сжимала ее сердце, словно железный обруч. Но она знала, что справится с жестоким переживанием и заставит себя забыть все, что было… Мужайся, Джинни, возьми себя в руки… а потом ты расстанешься с ним навсегда. Когда его не будет рядом с ней, она сможет уврачевать свое сердце… Наступит целительное забвение. У нее есть важные задачи, она отвлечется от мыслей об этом коварном человеке и сможет забыть его. Джинни попыталась бы даже отомстить ему, но мщение — обоюдоострый меч, и она может ранить самое себя еще глубже. Нет, лучше забыть… Если она захочет мстить, он озлобится, и ее положение может стать опасным. Ведь ее легко обвинить в сообщничестве с Чарльзом… а если Стив решится на это? Боже, как ужасно, что жизнь привела его к такой озлобленности… Но своей душе она не даст ожесточиться, хотя сейчас ее и одолевает смятение.

«Ты сохранишь спокойствие и стойкость, Джинни Марстон», — решила она.

Полный месяц освещал их стоянку. Стив ехал, не останавливаясь, до наступления ночи. Джинни всю дорогу молчала, отвечая на его обращения или замечания только кивком — она боялась расплакаться.

На короткой стоянке они поели сушеной говядины и кукурузных лепешек, запив водой из его фляжки.

В дороге они иногда спешивались, чтобы дать отдохнуть гнедому, и шли рядом с конем: он — с одной стороны, она — с другой. Он несколько раз заговаривал с ней и сообщил, что бандиты углубляются в горный район Уачиты, и, если они будут ехать с той же скоростью, через день удастся их настигнуть.

На следующей стоянке Стив зажарил подстреленного им кролика, испек маисовые лепешки и сварил крепкий кофе — все это сам, не обращаясь к Джинни за помощью. Да она и не предлагала помочь, и только коротко поблагодарила его, когда он подал ей еду.

Да, подумала она, этот человек ни в ком не нуждается. Он привык со всеми справляться сам.

Стив хмыкнул, когда она нарушила свое упорное молчание, и насмешливо сказал:

— О, вы еще не лишились дара речи. А я уже думал, что вы язык проглотили.

Джинни поглядела на него и ответила бесстрастно:

— Вы велели мне замолчать, разве не помните? А еще до этого сказали, что мы выживем, если я буду повиноваться вам. Я не получала еще разрешения говорить, вот я и молчала. А если бы вы и раньше разрешили мне говорить, то мне нечего было бы сказать вам, Стив Карр. Могла бы только повторить, что вы лгун и обманщик.

Он предполагал, что она настроена подобным образом, но все-таки не думал, что так непримиримо. Она теперь его ненавидит, понял он и спокойно сказал:

— Не переживайте, Анна, через несколько дней мы расстанемся, и вы будете довольны.

— Я думаю, мы оба будем довольны, когда эта ужасная история закончится.

— В самом деле? — заметил он, сузив устремленные на нее глаза.

Не надо вступать в ссору, думала Джинни. Он провоцирует ее, чтобы еще больше оттолкнуть от себя. Ну что ж, она отстранится. Она спокойно поела и вежливо заметила:

— Очень вкусно, мистер Карр. Вы готовили, так я помою посуду.

— Незачем, — заметил он, добирая еду пальцами со сковородки: единственную тарелку и прибор он отдал Джинни. Да, он привык жить один, есть в одиночестве. Такие привычки неискоренимы. — Я сам помою, особенно сковородку, — сказал он, собрав посуду, чтобы пойти к ручью. — Сковородку надо чистить самому, не то она станет плохо жарить. А это отличная сковородка, я к ней привык. Она видала со мной всякие виды.

Джинни хотела сделать какое-нибудь вежливое замечание, но у нее язык не повернулся. Лучше не вступать с ним в разговор. Да, он все умеет, он всему научился во время войны, испытав немалые трудности («всякие виды», которые «видела сковородка»!). Однако множество людей прошли через тяжелые превратности войны, но не стали ни лжецами, ни обманщиками, ни ненавистниками, как ты, Стив Карр! Но это и верно, и неверно, одернула она себя. Разве война не изменила всех: Чарльза Эвери, тех, кто ехал с ними в обозе, да и ее саму… Вот недавно в порыве гнева назвала его «ублюдком», а ведь он доверил ей свою тайну, и она не должна была злоупотреблять его случайным признанием. Как она могла? Да, ее душа тоже ожесточилась. И ожесточила ее жизнь: потеря матери, смерть Джоанны, смерть Чарльза Эвери, на которого она полагалась… и его обман… обман Стива…

Но зачем думать о Стиве? Действительно, если они не погибнут в стычке, то очень скоро навсегда расстанутся. Она перенесет эту потерю, жизнь в Америке закалила ее. Она найдет Чепмена и отомстит ему за подругу, она найдет своего отца и…

Голос Стива прервал ее мысли:

— Возьмите мою скатку, Анна, не то простудитесь. А я подстелю себе плед. Да не ложитесь очень далеко от меня — для безопасности лучше быть рядом.

Джинни заметила, что его тон смягчился, но не показала этого.

— Не беспокойтесь за меня, мистер Карр, — сухо сказала она. — Лучше плед возьму я, или на землю посплю. Совсем мне не нужна ваша скатка. — В нее впитался твой запах, Стив Карр, и я всю ночь не засну, думая о тебе. Зачем это мне?