Наверное, они такие же скверные люди, как мачеха Джинни со своим сыном!
Джинни грустно глядела на свою любимую подругу — сколько лет они были неразлучны, сколько лет каждая из них находила у подруги утешение, силу и мужество… «Боже, не забирай ее у меня», — взмолилась Джинни и, вздохнув, спросила у Джоанны:
— Значит, ты хочешь, чтобы я приехала к твоему отцу под твоим именем, когда ты…
— Когда я умру и буду похоронена под твоим именем, Джинни.
Слезы хлынули из глаз Джинни, и она закрыла ладонью рот Джоанны:
— Не говори так, умоляю тебя!
— Как ты не понимаешь! Ты начнешь искать отца одна, без денег. А если мачеха узнает, что ты в Америке, она догадается, что отец жив и вызвал тебя. Ты подвергнешь его опасности. А если ты уладишь сначала мое дело, то у тебя будут средства разыскивать своего отца.
Упрямая и непоследовательная логика умирающей не убедила Джинни, но ей леденило душу сознание, что, если она откажется выполнить просьбу подруги, та покинет этот мир в печали.
— Ну а если я не сумею докопаться до истины? Если поступки Беннета Чепмена действительно были ужасны, то он ведь не станет мне в них исповедоваться. А если он не виноват, Джоанна? В этой истории еще много скрытого, неясного. Ни рассказы твоей матери, ни письма твоего отца полной картины не создают.
— Если бы он был искренним в письмах, он добился, чтобы мать вернула меня ему. А он не добивался.
— По словам твоей матери, не добивался.
— Неужели богатый и влиятельный человек, который так легко принудил к бегству мою мать, не мог с легкостью забрать меня к себе? Он имел законное право потребовать меня у матери. Он не захотел. У него есть приемный сын, о котором он заботится, а может быть, уже и внучата, ведь сыну двадцать семь лет. А он обязан был заботиться обо мне, даже если совсем порвал с моей матерью. А он забыл о том, что у него есть дочь, он может и не узнать, что мы обе умерли, я и мать. Это несправедливо и жестоко, а несправедливость не искупается несколькими письмами. Шестнадцать лет он знать не хотел обо мне, ведь мама увезла меня двухлетней. Я умру спокойно, если ты пообещаешь мне, что добьешься от него объяснений и, если он виноват, отомстишь за меня.
Джинни снова попыталась переубедить Джоанну:
— Ты сама говоришь, что тебя увезли двухлетней крошкой и отца ты совсем не знаешь. А он, может быть, умный и хитрый человек. Если его письма, как ты полагаешь, неискренни, то он и передо мной успешно будет притворяться. Изобразит тебя жертвой супружеской измены, твоя маму — виновницей разрыва. А как я узнаю, правда это или ложь?
— Ты умница, ты догадаешься. Будешь наблюдать за ним, пока он ее раскроет себя, и отомстишь за меня и маму… Причини ему такую же боль, какую он причинил мне и маме… — слабым голосом повторяла Джоанна.
— А если он не виноват? Тогда он вправе отомстить мне за то, что я выдала себя за его дочь. Ведь, если он в самом деле тебя любит, это будет жестокий розыгрыш. Ему будет очень горько на душе, когда он узнает, что ты умерла, а он принял как дочь чужую девушку.
— Тогда останься у него, и он не узнает.
— Да ты что? Стать на всю жизнь Джоанной Чепмен?
— Почему бы и нет? Мой отец богатый и могущественный человек. Он у меня в долгу, так пусть выплатит тебе шестнадцать лет любви и заботы, которых я была лишена. Пусть они достанутся тебе. Я ведь по закону должна получить его наследство, а не любовница и приемный сын. Только так, живя рядом с ним, ты сможешь убедиться, виновен он или нет. Если он виновен, накажи его, замучь его. Если невиновен, дай ему мир и счастье. А ты получишь родной дом и защиту, пока будешь в них нуждаться.
— А как же мой отец?
— Я подумала об этом. Если выяснится, что он жив и ищет тебя, ты расскажешь моему отцу всю правду. А я напишу письмо, которое ты отдашь ему: в нем я сообщу, что ты была вынуждена выполнить просьбу умирающей подруги. Молю тебя, Джинни, обещай мне узнать правду, и я отойду с миром.
— Ладно, мы еще поговорим об этом. А пока прими лекарство и отдохни. Я знаю, — ты устала и измучилась.
— Нет, нет, Джинни, последний раз в жизни я с тобой говорю. Неужели я не вытерплю боль, чтобы провести с тобой последние часы. А если я буду одурманена лекарствами, останется несказанным то, что надо сказать…
Джинни помолчала.
— Как я доберусь до Техаса?
— Ты знаешь адрес ранчо моего отца.
— Мистер Эвери говорил, что железные дороги разрушены, а дилижансы ненадежны. Мы хотели телеграфировать твоему отцу, чтобы он выслал денег на дорогу. Но теперь лучше этого не делать. Он может приехать сам или прислать своего приемного сына, тогда все раскроется.
— А если ты под моим именем явишься к нему без предупреждения, это покажется странным. И добраться трудно, хоть ты и собиралась как-то добираться до Колорадо! Конечно, лучше найти какого-нибудь спутника. Вот мистер Эвери, который на корабле принял во мне участие, когда я заболела, и опекал нас обеих, видимо, добрый и хороший человек. Попросим его помочь тебе. Он говорил, что направляется в Техас. Попроси его взять тебя с собою.
— Но он же не знает, что я — Джинни, а ты — Джоанна.
— Придется довериться ему и все рассказать. И он возьмет тебя с собой, вот увидишь.
— Взять с собой Вирджинию, но куда? — сказал, входя в комнату, Чарльз Эвери.
— Мистер Эвери, нам так нужна ваша помощь!
— Нет, Джоанна, — запротестовала Джинни, — мы не можем это сделать. Я не могу.
Чарльз Эвери присел на край кровати. Он был так высок, что, когда стоял, казалось, нависал над девушками, словно башня.